Мусью Пьеро Уксусофф

«Петрушка» в Большом после всех революций

Премьера в Большом театре, 2 июля 2010 г.
Арап — Денис Савин, Балерина — Нина Капцова, Петрушка — Иван Васильев
© Фото Дамира Юсупова/Большой театр

Большой театр, он такой большой, что любое событие, связанное с ним, невольно приобретает значительность. Которая, правда, может иметь разные свойства. Либо царственный блеск главной сцены русской столицы проявляет ничтожность произведения, попавшего на нее; либо рядовое сценическое действо обретает истинно имперское величие; либо драма жертвы, этого «маленького человека» российского разночинства, вырастает до размеров целого мира. И в каждом случае рассуждения пересекают театральные границы, ибо появление чего-то в Большом автоматически относит это «что-то» не столько к искусству, сколько к самой культуре.

Разницу между искусством и культурой уловить трудно, но она есть. Давайте условимся в рамках данного текста относить к первому то, что связано с ремеслом и экспериментом, а ко второй — то, что связано со священной историей и консерватизмом традиции. Испытания в первом случае против повторения во втором. Интерес к тому «как сделано» в первом против вопроса «ради чего» во втором…

Договорились? Тогда к делу!

Зачем последней премьерой сезона в Большом театре стал «Петрушка» Михаила Фокина? О чем этот балет говорит с нынешним зрителем? Вот на эти два вопроса мы и постараемся найти ответ.

Итак, зачем?

Здесь все выглядит довольно просто, разумно и благородно. Сергей Вихарев, хореограф из Мариинского театра, принципиально не берется за «искусство», всецело отдавая себя «культуре». Его консерватизм столь всеобъемлющий, что он неоднократно заявлял, что только реставрация старых спектаклей является для него значимой. Вихарев ищет записи хореографий и записки хореографов. Пытаясь показать зрителю то, что, на его взгляд, предлагал автор «во время оно» (священное время балетной истории), Вихарев стремится повторить «изначальное событие», не давая тем самым умереть частному миру балета. Это серьезно настолько, что сам танцмейстер может не осознавать всю глубину содеянного.

Что не означает, что это измерение отсутствует.

Поэтому в системе ценностей Сергея Вихарева обращение к «Петрушке» закономерно.

Правильные же отношения Большого театра и Культуры таковы, что снимают вопрос «зачем?», даже когда речь идет о балете, прямо скажем, не первого ряда танцевальности: затем, что мы воссоздаем мир в его полноте, вот зачем!

А вот о чем говорит «Петрушка», разобраться стоит. Аберрация близости исчезла, сегодня смысл произведения столетней давности понятен более, чем в момент создания. Так всегда: наши поступки тоже объяснят потомки — они будут видеть не только нас, но и наше время, которое мы, нынешние, в лучшем случае только смутно ощущаем…

Мы принципиально не станем касаться очень важного спора относительно того, насколько аутентичен хореографический текст, предложенный Вихаревым. Это отдельная, большая тема, она тоже имеет отношение к области сакрального, но больше по касательной, нежели прямо. Вернее так: соответствие танцевального рисунка первообразу относится к области эзотерического знания, тогда как эмоциональное тождество первоисточника и копии — к сфере экзотерической.

Мы, зрители, говорим о второй, ибо только она нам доступна. Без обид.

Игорь Федорович Стравинский; Михаил Михайлович Фокин; Петр Петрович Уксусов

Балет «Петрушка» написан Игорем Стравинским (а именно себя требовал называть автором балетов данный композитор!) и «придуман» Михаилом Фокиным в 1910 году. Для «Русских сезонов» Сергея Дягилева, для внешнего зрителя.

Важно все. Во-первых, балеты Фокина не были допущены до сцены Императорских театров. Во-вторых, самые значительные из работ хореографа относятся к периоду между двумя революциями.

Последнее важно особенно: балет «Петрушка» не есть трагедия «маленького человека» вообще, но есть личное горе конкретных Михаила Фокина и Игоря Стравинского. Русских людей, которые растерялись. Они не могли быть аристократами (не родились, что там), аристократическая культура ясности и простоты воинов им была чужда, но и хаотичность «земли» их пугала.

Революция была неизбежна. Так случается всегда, когда если не главным, то самым авторитетным становится так называемый «образованный класс». Тут даже аристократия, стремясь в университеты, подрывает «золотой генофонд» неграмотности. Творческий потенциал невежества вытесняется «мнениями». Результат — предательство монарха чуть менее чем всем генералитетом во главе с генштабом (см. Россия, 1917, Алексеев, Корнилов).

Это одна сторона. Другая: пренебрежение разночинца к «черной сотне», к «суглинку средней полосы» (Вс. Емелин). Даже так: страх перед этим то ли черноземом, то ли болотной топью…

История, которую рассказывают нам Стравинский с Фокиным, проста.

Кукла-Петрушка живет, по-видимому, в браке, с куклой-Балериной. Которая совращает куклу-Арапа. Жалкий Петя плачет, взывает к чему-то, но Арап просто рубит паренька саблей. Человечек мертв, но обида его жива — вот он в финале бессильно грозит с неба убийце: «Я вернусь».

Ничего не напоминает? Тогда почитайте литнаследие первой эмиграции. В которой закономерно оказались и Фокин со Стравинским.

Как решено действо сценически?

Зрителю навязывается площадная балаганность в стиле «национальных резерваций». Здесь цыгане, медведи, пьяные купцы. Здесь нет симпатичных лиц, здесь нет друзей. Нет своих, понимаете, нет!

Стоп! У кого это нет? У Петрушки? У ярмарочного Петра Петровича Уксусова нет своих на русской ярмарке? Ну, это вы бросьте. Это у европейского Пьеро нет, хотя он тоже не очень-то образован. Но ему прощается и невежество ради чужеродности и нытья.

Вокруг Пьеро Уксусофф чужие, враждебные ему русские. Народные массы, «черные» настолько, что для аллегорической передачи данной «тьмы» понадобился арап, молящийся не на иконы, а на золоченый кокосовый орех.

Нелюдь, в общем, только не отожествляйте Арапа с расовым биологическим негром. Арап — это мы все, необразованные и грубые. Аристократы и крестьяне.

Вам все еще жалко «Петрушку» Стравинского-Фокина?

Каким бы ни был ваш ответ, отметим, что данное произведение — балет-детектор! От него (чуть-чуть поправим Егора Летова) хорошим хорошо, а не очень — не очень. Если вы после «Петрушки» презираете «Руссо Пьеро», то у вас здоровые инстинкты; если сочувствуете, то ваша виктимность достигала терминальной стадии.

Русский Петрушка не живет в одноименном балете! Вас обманывают. Протагонист работы Фокина — условный франко-итальянский мусью Ускусофф. Трусливый и слабовольный в родной комедии масок, презираемый на родине, он, чужой нам, вдруг стал культурным героем определенного слоя.

С чего бы? Только не надо об «отзывчивой русской душе». Это даже не сказки. У нас каждый иноземец если не «мусью», то «немец». И к тому, и к другому русский мужик относился иронично. Интеллигент германца (немца в узком смысле) не любил, перед французом благоговел. Настолько, что даже комедия дель арте на русской почве воспринималась французскою.

Предлагаю подумать, как бы поступил наш П.П. Уксусов в предлагаемых обстоятельствах. Точно: он взял бы городошную биту и вышиб мозги негру. Затем въехал бы в табло «телке». Не убивать же — где других взять? Это ведь женщина-хаос, главное родящее начало мира.

Не только живородящее, но зачинающее внутри себя вообще всю материю: косную и не косную.

Русский Петр всегда вооружен и весьма опасен!

Женщина лжива, женщина непостоянна, женщина провокативна, женщина всегда готова предложить свое лоно для оплодотворения. Женщине чужды любые различия как категория. Она из мира всеобщности, из мира Диониса, не зря Афродита — Пандемос. Мужчина же — из «колена Аполлонова», из мира строгих форм и отличий, мира индивидуализирующего, но вот беда: Аполлон и Дионис — одно и то же лицо! Не убьешь, не разделишь.

Это я оправдываю Петра Петровича У. За возможное смертоубийство гастарбайтера и прощение своей бабы, если кто не понял. За русским Петрушкой — миры и боги, за «обрусевшим» Пьеро — лишь университеты и профессора. За «ярмаркой» данного балета — инстинкты. За «жалостью» — только отсутствие воли к самой жизни, любви к ней.

Так нужен ли нам «Петрушка» сегодня?

Да и еще раз — да!

Данный балет — документ эпохи, который нужно лишь верно прочесть. А затем выбрать: плакать или же весело смеяться, лихо танцуя на краю бездны (Ф. Ницше). И мы должны наконец понять, женщина всегда права, ибо никогда в вопросах жизни не «голосует сердцем» (любовь, как известно, придумали мужчины), но выбирает партнера иными органами чувств. В 1917 Россия выбрала черносошного мужика. И этим выжила.

Наша Балерина вечно танцует над бездной.
За то и любима!

Давайте посмотрим еще раз «Петрушку» и скажем, что это было справедливо. И нам плевать на то, что «Пьеро Стравински-Фокин» в ласках было отказано.

Резюме: Большой на то и Большой, чтобы говорить нам о культуре и целом мире даже тогда, когда речь, казалось бы, идет о банальном адюльтере. И, что важно, говорить внятно. С ремеслом артикуляции, доведенным до виртуозности.

Я смотрел первый показ из премьерной серии. Нина Капцова (Балерина) была потрясающа: без нее вряд ли бы вообще состоялся этот текст — именно ее игрой я достиг понимания тех вещей, которыми торопливо поделился только что с вами. Будем считать, что статья посвящена ей.

Ну, а Иван Васильев был хорош в роли Петрушки настолько, что заставлял забыть о том, что на сцене — мастер трюка и самодемонстрации, всегда нацеленный на экспансию и захват Ваня В. Его «мусью Уксусофф» был жалок до тошноты, а что еще нужно для воспитания духа господ?

Ты здоров, русский балет!

Многая лета.

Иван Васильев (Петрушка) и Нина Капцова (Балерина)
превзошли «сезонноюбилейных» исполнителей «Петрушки» в Гран Опера
более чем полностью
☼♫

ПРИМЕЧАНИЯ. Данная статья вышла в газете «Завтра» (http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/10/870/72.html) под псевдонимом. Текст, как обычно, воспроизводится по авторскому черновику с некоторыми незначительными дополнениями и исправлениями. «Премьерные» фотографии сделаны Дамиром Юсуповым и взяты мною на сайте Большого театра (http://www.bolshoi.ru/ru/season/press-service/foto/petrouchka/), остальные – где попало в этих ваших интернетах. Включая эскиз Бенуа к балету.