Зовусь я Йон Йонсен, мой дом — штат Висконсин

Жизнь в танце мне открыли Зинаида Серебрякова и Эдгар Дега. Поэтому не раз и не два мне хотелось в нужной компании поднять тост за балетных фотографов. Вслух пока не удавалось. Да и данные заметки — вовсе не тост

Редактор журнала «Балет» Ольга Гончарова на выставке Барышникова в галерее «Победа»
© Фотография Светланы ПОСТОЕНКО

Дега и Серебрякова вводили меня в балет по-разному. Первый — из зрительного зала, вторая — из-за кулис. Но им обоим удалось зафиксировать и преподнести мне эстетические значимые мгновения «жизни танцем». До сих пор, глядя на балетные фото, я сравниваю их с работами этих художников и пытаюсь ответить на два вопроса.

Первый: где та точка, в которой сходится весь танец без остатка?

Второй: кого больше в авторе — наблюдателя или соучастника?

Серебряковой удавалось в двух-трех фигурах обитателей гримуборных показать всю историю танцевального театра.

Дега был поскромнее, на всю историю не претендовал, но движение в его танцовщицах содержалось без купюр. Пусть короткое, но всегда имеющее начало и конец.

Оба были отличными рисовальщиками и живописцами и знали, что предпринять для достижения требуемого эффекта.

Искусство фотографии не отменило труд художника. По-прежнему мастер ищет единственное композиционное решение для своих визуальных построений. По-прежнему он в плену графики. По-прежнему не в силах отменить ни свет, ни цвет. И по-прежнему в борьбе этих параметров рождается любимая дочь бога войны Ареса — Гармония.

Удели внимание чему-то одному в ущерб остальному — останется толерантность, которая никому не дочь, ибо создана в пробирке.

Фотографу, особенно снимающему танец, даже сложнее, чем художнику: фотограф не может ничего приукрасить — только выделить то, что предложено натурой.

Европа

Йон Йонсен (галерея FotoLoft)

Датчанин Йон Йонсен (а именно Йоном, а не Джоном, как было объявлено,  следует звать жителя Дании с именем John Johnsen) — знаток фотодела. Обширная коллекция его работ, показанная в галерее FOTOLOFT, свидетельствует: проект «Тело в завоеванном пространстве» он хорошо продумал, отнесся к делу так, как относились к нему пейзажисты в добарбизонскую эпоху: то есть картины свои создавал в студии, внимательно прежде изучив объект, сделав (уверен) множество эскизов.

Результат получился достойный. Йон Йонсен мастерски показывает взаимодействие света и тени, что позволяет назвать его деятельность истинной «светописью» (так переводится слово «фотография»), однако его композиции, выстроенные только «по свету», порой страдают незаконченностью, а где-то — и откровенной нелепостью.

У Йонсена беда с объемами и линиями, фотограф часто не обращает внимание на такую важную составляющую изобразительного искусства, как соотношение форм и площадей поверхностей. А ведь это особенно важно при фиксации обнаженного (и в особенности — балетного!) тела. Игра света и тени на поверхностях, конечно, дает объемность, но иллюзорность последней в фотографии известна всем.

Неверный ракурс может испортить и признанный шедевром антик, а в нашем случае попросту лишить танец красоты, а телесность устремить к инвалидности.

Йон Йонсен (галерея FotoLoft)

Тем не менее, Йонсен — хороший фотограф и доказывает это там, где касается портрета. Здесь автор на высоте. Но его фото никогда не попадут в анатомический атлас. И еще реже — в учебник балета.

Впрочем, в лице балерины, если его правильно увидеть, содержится вся история танца, а не только личная биография.

Вот это в портретах Йона Йонсена иногда сквозит. Да и движения в его статично позирующей модели Метте Бэткер достаточно.

Америка

Михаил Барышников (галерея «Победа»)

Михаилу Барышникову не было нужды изучать танец, когда он взял в руки камеру. Этот человек знает о балете все и умеет в нем все. Мне он знаком и как фотограф: его портретные и пейзажные снимки, поверьте, исполнены на более чем приличном уровне. Хороший вкус, хороший глаз, знакомство с фотошколой — все это позволяет причислить нашего беглеца (куда-то туда, где рядом Висконсин) к крепким фотохудожникам.

Подводит Барышникова одно: будучи человеком искусства, он в фотографии пренебрег такой важной составляющей, как репортажный снимок. А для того проекта, который он предложил галерее «Победа», именно репортажность — основа. Однако выдающихся фоторепортеров мало, даже в «Магнум-фотос» не большинство.

В Барышникове через край вовлеченности. Это мешает. Ему кажется, что он сможет снять хореографию Мерса Каннингема так, как никто. Кто больше понимает в танце? Но! Подводит неграмотность — только она.

Строгим не буду: Барышников утверждает, что вся серия снимков с репетиций и спектаклей Каннингема — эксперимент. Вот и разберем теорию, способную обосновать его результат.

Попытка снять движение именно как процесс приводит Барышникова к тому, чем грешат все начинающие фотографы: к искушению долгим временем экспозиции. Снимающему кажется, что последовательность фаз танца, помещенных в один кадр, даст картину разворачивающегося во времени действия. Происходит это, надо думать, от незнания некоторых основ жизни, нарисованных нам математикой.

Тот, кто знаком с понятием производной, знает, что первая, взятая по времени от координаты, есть, конечно, фиксация, но не неподвижности, а состояния движения: мгновенной скорости в данной точке. Скорость же — величина векторная, то есть направление читается. Более того — производная содержит в себе полную информацию о первообразной функции «с точностью до константы». Танец есть функция координаты от времени. Причем такая, которая не в каждой точке имеет производную. Константа-поправка различает исполнение танца в разных залах.

Следовательно, лишь четкий грамотный снимок может дать представление о характере движения, размытые фигуры должны рассматриваться как технический брак.

Поверьте еще раз мне, крупному специалисту по производству фотографического мусора.

И не говорите про абстракционизм — я вам привел довод из математики, а есть ли более абстрактная дисциплина?

Эксперимент Барышникова не следует из теории, и это тот случай, когда хуже не теории (а такое в искусстве бывает так же часто, как и в науке), а эксперименту.

Все, чем увлечен сейчас артист, уже было.

Читал давно у Курта Воннегута: «Зовусь я Йон Йонсен, мой дом — штат Висконсин, в лесу я работаю тут. Кого ни встречаю, всегда отвечаю, кто спросит меня, как зовут: Зовусь я Йон Йонсен…»

Один — фотограф, второй — танцовщик. Путь обоих усыпан граблями. Но наблюдательный ремесленник Йонсен запирает полноту жизни в кадр лучше, чем делает это компетентный соучастник процесса Барышников, поймать удобный момент которому удалось лишь однажды: при перемещении собственного тела туда, где находится штат Висконсин.

Михаил Барышников (галерея «Победа»).

Фотографии Йонсена и Барышникова предоставлены галереями «FotoLoft» и «Победа» соответственно

Статья написана по заказу журнала «Балет», где и была в свое время с незначительными сокращениями опубликована