Два года его не было с нами. Вслед за Василием Синайским он исчез из афиши, и пессимисты поговаривали, что если не навсегда, то насовсем. Однако в июне-2015 он вернулся. И возвращение «Кавалера розы» стало новым триумфом Большого театра
Софи – Алина Яровая
Октавиан – Александра Кадурина
© Дамир Юсупов / Большой театр, фото
Скажу сразу: данная опера не просто относится к числу любимых – возглавляет их список. Не спрашивайте, почему. Хотя бы потому, что в одном из скандинавских детективов на проигрывателе убитого крутится виниловый диск «Кавалер розы», а в другом полицейский называет финальный терцет оперы – лучшим, что создано в музыке. А я детективным романам верю.
Поэтому, узнав о возвращении оперы на сцену Большого, я позвонил Екатерине Годованец, величественной и нежной Маршальше премьерной серии, чтобы узнать, ждать ли певицу в Москве. С горечью услышал, что нет: ее из Германии на «Кавалера розы» не позвали. Стало грустно: княгине Марии Терезе фон Верденберг не всякая певица подойдет – тут не только голос, но и другие достоинства необходимы, включая, как ни странно, зрелую, но без увядания, женственность. Поскольку Маршальша вовсе не стара, как это может показаться из невнимательного знакомства с оперой. Госпоже фельдмаршал примерно тридцать два. Или тридцать пять, если вы критически к ней настроены. Короче, она молода, красива, а то, что ее любовник – не будем ханжами и признаем: именно любовник – юноша семнадцати лет от роду, говорит лишь в ее пользу.
В общем, роль нелегкая. Подумайте сами, каково это: ждать господина фельдмаршала блистательной Австро-Венгрии, который охотится на рысей и медведей в Хорватии. Сейчас ждать, два года назад ждать, в 1911 году, когда в Дрездене состоялась премьера оперы Рихарда Штрауса «Кавалер розы», тоже ждать. Ждать, что он войдет внезапно в тот момент, когда в спальне граф Октавиан Рофрано. Конфузно будет, да. Неприятно.
К счастью, в спальню в утро оперы входит другой родственник княгини, не муж. Кузен, барон Окс ауф Лерхенау, и все начинается именно здесь и сейчас. Часы на сцене показывают шесть утра.
Итак, действие комической оперы «Кавалер розы» происходит в Австро-Венгрии, точнее, в столице империи, Вене. Время расцвета, XVIII век. Блеск двора, утонченность манер, охота вместо войны, турки и хорваты в роли дикарей – внешних и внутренних соответственно. Интриги, адюльтер и все такое. Дело обычное для здорового общества.
И тут!
Октавиан – Михаэла Зелингер
Маршальша – Мелани Динер
© Николай БРАУН, фото
Тут появляется режиссер Стивен Лоулесс и вместе с художницей Сью Вилмингтон, создавшей костюмы, и декоратором Бенуа Дугардином доводит «Кавалера розы» до вершины эстетического безумия.
И это притом, что точность деталей ни разу не заставляет усомниться в реализме произведения.
Что происходит на сцене? Вверху часы, отмеряющие время. На подмостках – три эпохи трех актов, три века европейской истории: XVIII, XIX, ХХ. От времени действия до времени создания оперы. Стилистические указатели расставлены ненавязчиво и умело. Сначала – спальня княгини фон Верденберг и кричащий маньеризм, разогретый постановщиками до кипения. Формального натурализма немного – все стилизация, но низведение персонажей до двухмерности их кринолинов делает стиль эпохи абсолютным в глазах потомков. Эффектность выше эффективности! Это дворянская культура, точнее – придворная. Ошибиться невозможно.
Второй акт – буржуазный, мы в гостях у «новых австрийцев», Фаниналей. Здесь свой масскульт: уютный бидермайер. Стеклянные горки с посудой, которую вдруг начинают бить – и я каждый раз втайне надеюсь, что разлетается на куски фаянс от «Икеа», а не севрский фарфор, тайно перекочевавший сюда из первого акта. И постановщики не подводят: ни одна тарелка из горок Фананаля не пострадает в их спектакле никогда! Это тоже маркер. Маркер нашей внутренней буржуазности, заставляющей сочувствовать Фаниналю, а не претенденту на руку его дочери Софи.
Третий акт – конец La Belle Époque, примерно 1910 год. Аттракционы, пивные, полицейские в узнаваемых мундирах. Короче, каждый раз – массовая культура означаемых эпох.
Это очевидное. Однако есть еще неявное измерение зрелища: так называемое интертекстуальное взаимодействие опуса Лоулесса с известными постановками «Кавалера розы». Первый акт его спектакля пародийно отсылает зрителя к фильму Пола Циннера с фон Караяном за пультом и за кадром, а сама лента Циннера – как известно, всего лишь перенесенный в павильон и зафиксированный на пленку спектакль Зальцбургского фестиваля режиссера Рудольфа Хартмана. Второй – отсылает нас к известной постановке Отто Шенка, которая, если брать где ближе, и сегодня идет в Венской Опере. На что ссылается третий акт, я сказать не могу, т.е. я не могу даже утверждать, что он обыгрывает хоть что-то известное в опере. Просто не знаю. Для меня он ценен сам по себе.
Маршальша – Мелани Динер
Октавиан – Михаэла Зелингер
© Николай БРАУН, фото
Все затевает в этой истории барон Лерхенау. Фабула крутится вокруг него, грубого парня, кузена Маршальши. Именно его сватовство к Софи фон Фаниналь и неуместный интерес к юной служанке княгини начинают двигать действие. Оно развивается в условиях сложившейся к XVIII веку некой обособленности придворной знати от земельной аристократии. Поэтому принадлежащая к первой княгиня называет барона неотесанным мужиком, а Окс ауф Лерхенау – представитель второй – жалуется, что в Вене благородного человека могут ожидать одни лишь напасти. При этом барон естественно, хотя и чрезмерно, ощущает свое родство со всем дворянством, а вот граф Рофрано и княгиня фон Верденберг не очень-то стремятся иметь такого родственника. Мы на пороге рождения État-nation.
При этом нельзя думать, что барон Рихарда Штрауса несимпатичен. Во-первых, он по-настоящему благороден, когда речь идет о тайнах дамы. Во-вторых, он в высшей степени, хотя и легкомысленно, музыкален: все вальсовые темы оперы принадлежат барону Лерхенау. Немудрено: вальс не был благородным танцем, он пришел «от земли», из народных глубин. Масскульт крестьянина, которому «деревенщина» Окс ауф Лерхенау несоизмеримо ближе, чем двору. Поэтому, кстати, он абсолютно органичен в пивной третьего акта.
Но вальс нравится каждому. Если он здоров, конечно.
Софи – Любовь Петрова
Окс ауф Лерхенау – Стивен Ричардсон
© Николай БРАУН, фото
Сам третий акт Лоулесса – насквозь фальшивка: тщательно подготовленная декорация Луна-парка, которая враз исчезает, когда веселый розыгрыш завершается. Ухаживания барона за «девицей Мариандель» на фоне «Поезда-призрака» и сосисочной оставляют хорошее послевкусие. Мы увидели человека, который в третьеклассной пивной – у себя дома; который непринужденно общается с простым народом; который любит простые напитки; короче, который счастлив в своем не слишком сложном естестве. При этом нам и разоблаченного и одураченного барона не жаль, поскольку он сам не склонен к унынию.
Тем более что после его ухода завершается другая, более важная, история: история влюбленности графа Октавиана и Софи Фаниналь. Завершается восхитительным терцетом Маршальши, Октавиана и Софи, диалогом влюбленных, возвращением декораций первого акта и всех-всех-всех персон вне времени.
Последнее: на часах полночь. Прошел лишь день. Но прошел ли? Нет! Часы отматывают время назад. Это наше будущее, друзья! Не знаю, как вам, но мне оно нравится. Оно нравится, как кажется, и Лоулессу, ибо признается он в любви и к композитору, и ко времени, и к опере вообще. Дворянской в той же мере, что и народной.
На этом «общую часть» позвольте завершить и перейти к частностям: два спектакля сильно отличались друг от друга. А работа дирижера Штефана Шолтеса – от работы Василия Серафимовича Синайского, дирижера-постановщика оперы. Сдается мне, что Синайский потоньше. Это не упрек. Скажем, если он ближе к условному Октавиану, то Шолтес – к условному Лерхенау. Что допустимо.
Теперь об исполнителях.
Мелани Динер, запомнившаяся с премьеры, сдержанно провела свою арию первого акта. Сделав упор на «трагизме старения», она подготовила эмоциональный взрыв финала, но в момент исполнения это не было очевидно. Впрочем, собственное старение Маршальши было изящно окрашено благородно смиренным трагизмом.
Сыгравшая графа Октавиана Михаэль Зелингер оказалась несколько несоразмерной глубине чувствования Динер, хотя по певческой части слова плохого не скажу. Софи Любови Петровой достало всего: красоты, голоса, культуры пения, не хватило лишь веселой беззаботности. Но!
Дуэт с подношением розы был исполнен практически без огрехов, правда, ему не хватило «химических связей» между персонажами. Она появилась позже. Когда терцет вознесла к вершинам чувственности Мелани Динер. Вознесла непонятой вначале силой трагизма. Да сделала это так, что не сразу отпустило. При этом прозвучали все трое. Мощный, трогательный, жизеутверждающе грустный финал! Прекрасно. Прекрасно.
Окс ауф Лерхенау – Стивен Ричардсон
© Николай БРАУН, фото
И был другой состав. Йоханни ван Оострум – Александра Кадурина – Алина Яровая. Игривая Вена. Маршальша тонко кокетничает, она не так молода, как Кенкен, но все же еще молода! В исполнении ван Оострум, княгиня – больше мудрая, чем скорбная, относящаяся к своему возрасту и положению с пониманием и, кажется, с улыбкой, а вовсе не со слезой на реснице. И еще она неподдельно нежна, что я ценю в этой роли. Ее Маршальша заботится больше о Кенкене, чем о себе. Маршальша Динер – о себе, потом о мальчике-любовнике. У Динер – почти психологическая драма, у ван Оострум – легкая комедия положений.
Александра Кадурина сыграла и спела графа Октавиана безупречно. Идеально спаянный дуэт с Алиной Яровой не дал потеряться фрагменту с поднесенной розой, а в образе Мариандель Октавиан Кадуриной был куда как убедителен: девица не была груба – она была хитра и блудлива. Короче, в этом составе было больше от авантюры, она была преисполнена легкомыслия, а химия работала идеально – и все в режиме брожения игристых вин. Алина Яровая дала именно ту Софи, какой и должно быть девушке означенного в либретто возраста и означенной в либретто привлекательности. Ее связь с Октавианом и связь Октавиана с Маршальшей сыграли главную роль в терцете. Целое оказалось больше суммы составляющих. Легкое при слиянии выделяет энергию, если я правильно помню школьную физику. А это и был, в общем, легкомысленный состав. Финал вызвал восторг. Полный восторг.
К приведенной троице следует добавить Манфреда Хемма (Окс ауф Лерхенау) и Михаэля Купфера (фон Фаниналь) – и сказать, что их работа отличалась ясным пониманием того, зачем они в данной опере. Барон Хемма был цельно, восхитительно глуп, до любования его совершенством, ибо он давал понять, что вот такой он и есть – настоящий аристократ: грубый и ограниченный, чванливый и вызывающий неподдельную симпатию. Фаниналь Купфера не был суетлив, что говорило о понимании артистом того, что крупный финансист, получивший дворянство, знал цену всему. Себе в первую очередь.
В целом, Вена ван Оострум – Кадуриной – Яровой оказалась ярче и красочнее психоаналитической Вены Динер – Зелингер – Петровой. При этом оба города были прекрасны, оба состава — великолепны, оба спектакля принесли острое наслаждение.
© Николай БРАУН, фото
†♫
ПРИМЕЧАНИЯ. Текст впервые вышел здесь: http://zavtra.ru/content/view/opera-delo-obschee/. Воспроизводится по авторскому черновику.