Звали его Иван Кулибин. Он изобретал механизмы. Родился в XVIII и умер в XIX веке. Был русским, и, если бы «русский» было простым определением, на этом можно было бы и закончить. Не добавляя даже, что в любом явлении, описываемом данным словом, одни лишь достоинства. Что в процессах, что в людях. Если, конечно, понимать
В жизни Ивана Кулибина было много достойного внимания – мог бы получиться годный телефильм серий на тридцать восемь, и его бы ставили на лучшие часы в сетке вещания, но! Мы пойдем другим путем. Биография – лишь фабула бытия. Настоящий жизненный сюжет – в том, как воплощает человек замысел Божий здесь и сейчас. Поэтому, сколь ни был бы интересен сам Иван Кулибин, еще интереснее было время, в котором он жил. Ибо. Особенность жизни русского инженера проявилась в умении понимать знаки эпохи. Он был чуток и отзывчив на требования момента. Но не всегда время отвечало ему.
Русскому менее всего свойственны мистические озарения. Скажет порой он что-нибудь вроде: «Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому. Так, ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте; сколько часов положит кто на бдение, столько же сну отнимет. Сей всеобщей естественной закон простирается и в самые правила движения: ибо тело, движущее своею силою другое, столько же оные у себя теряет, сколько сообщает другому, которое от него движение получает», но полюбим мы его не это. А за то, что он, по легенде, пешком из Холмогор пришел учиться, учиться и еще раз учиться, а потом и Университет в одиночку построил.
В этом стремлении – наша сила. В преодолении пространства и строительстве. В космизации самого бытия, в превращении хаоса в красивый и обустроенный филиал сада «Парадиз» с поправкой на климат.
Там где немец, этот вечный неудачник Европы, изведет кучу бумаги на изложение того, что ему кажется откровением, а потом удивится, отчего действительность не соответствует красивым схемам, русский станет просто действовать. Имея под рукой то, что есть. Так сказать, конструируя слово «вечность» из подручных средств. Результат будет обязательно оптимальным, но материал – никогда оригинальным. Решение окажется изящным, но в нем вряд ли найдется хотя бы одна самобытная деталь. Связи и сочленения – да. Взглянуть на мир по-новому – это мы умеем. Русским не нужно осваивать постиндустриальный мир – мы от века живем в эпоху переработки информации.
Мы брали то, что есть, и сводили, например, в периодическую таблицу элементов. Получалось красиво. До сих пор еще не все понимают, насколько мы всегда опережали время. И насколько нам интересно было конструировать техносферу из подручных средств. Мы – прирожденные инженеры и прирожденные воины. Нас влекут трудности и неизведанные пространства. Мы презираем изнеженные организмы, не носим мамины пирожки в походных ранцах и пользуемся плодами земли, по которой шагаем в наших завоевательных походах. Захватив территории, мы обустраиваем их, согласно нашим представлениям о достойном. То есть, мы строим Русский Космос. Не столько ясак собираем, сколько университеты возводим. Мы проявляем смекалку в захвате земель, мы не отказываемся от дани, но! Каждый наш поход нельзя просчитать, каждый наш шаг нельзя предусмотреть – мы бьемся на границе физического выживания. В этом наше счастье. На север, на север, на север – там земля обетованная, возле мрачного и холодного моря, на кромке льда.
Из русских получаются в массе лучшие инженеры и лучшие офицеры. Посмотрите на карту – все станет ясно. У нас хорошая армия и хорошая разведка. Мы сами – армия.
Мы подчиняем пространство, мы покоряем время, но главное – мы не только обживаем сады мудрости, но и насаждаем их. Нашими осинами, да, но оливы у нас не живут. Наша мудрость – в участи строителя. Который, построив одно, не останавливается там на пмж, а рвется дальше. И снова строит.
И если Господь создал мир познаваемым, а именно так рассуждает позитивист, то познать и обустроить его согласно замыслу – долг человека. Особенно, человека религиозного, живущего в эпоху Просвещения. Это в Европе «просвещенцы» были атеистами, у нас – фанатиками.
Когда говорят, что Кулибин был чуть ли не самородок из самой что ни есть «лапотной» массы, то, мягко говоря, искажают факты. Он происходил из довольно зажиточной мещанской семьи. Был старообрядцем. То есть, вина не пил, табаку не курил, заповедь «плодитесь и размножайтесь» соблюдал буквально: в возрасте семидесяти лет женился в третий раз и обзавелся в этом браке тремя детьми. В дополнение к ранее рожденным четверым.
Но ладно табак и вино! Старообрядец – это нечто особенное для русского просвещения. Если верить религиозному историку о. Георгию Флоровскому, старообрядчество в России было близко по духу не обскурантизму, но европейскому протестантству. С присущей последнему деловой этикой, с любовью к книге, с индивидуализмом, скептицизмом и позитивизмом.
Русские предприимчивы в целом, но старообрядцы выделяются из обычных рядов.
Безусловно, Кулибин читал, и читал немало. Сама семейная установка на записанное слово была обязательной – в староверских согласиях и беспоповцы были, а значит и вся вера и все учение – из текста. Самостоятельность и смелость мысли эти русские – из древлеправославных – довели до предела. Расселившись частично по Европе, имея в рядах старую аристократию, старообрядцы более чем кто-то иной из «малых сих» были в курсе ветров времени. Настолько в курсе, что порою кажется, что сам Кулибин едва ли не в насмешку конструировал огромное количество флюгеров. Сейчас мы сказали бы: «Разведка», и ничуть не ошиблись.
Да, Кулибин бы выдающийся инженер. Пропитанный истинно русским духом приспосабливать к ситуации имеющиеся знания, пользоваться имеющимися в наличии ресурсами для достижения цели, он воплотил в себе русский гений эпохи Просвещения. Пусть он менее заметен, чем Ломоносов, но ведь он и не был организатором. Он был мастером механических игрушек, и в пору его жизни это мастерство означало гораздо больше, нежели означает сейчас. Тогда механика была способом освоения новых просторов знания, она должна была породить новое восприятие мира русскими людьми – заставить нас осознанно делать то, что мы всегда делали инстинктивно. Мы должны были говорить с Европой на одном языке и играть в одну игру – иногда выигрывая партии, иногда проигрывая, но всегда играть, умея просчитывать ходы Европы вперед. Поэтому Иван Кулибин был не просто мастером кукол – он был в чем-то офицером разведки, в чем-то – замполитом, если следовать нынешней терминологии. Он рассказывал, как жить в картезианском мире нам, русским. Он доказывал, что мы это может. И можем неплохо, очень неплохо.
Огромное количество сделанных Кулибиным механизмов поражает красотой и тем, что следовало бы без всякого принижения назвать следованием лучшим европейским стандартам. Мы можем видеть его работы в музеях и сегодня – не можем мы увидеть его духовный вклад в развитие русской цивилизации. Да, далеко не все из его проектов, новаторских, что говорить! – были воплощены в жизнь, но, кажется, сам Иван Петрович никогда не унывал: настоящий инженер понимает, что такое смета, а настоящий старообрядец – тем более.
И по-настоящему фанатичный позитивист, истово верящий в разумного Бога, счастлив, если убедил хоть кого-то в том, что наш мир – разумен.
Иван Кулибин не был беден. Он не был и богат. Мы не знаем, был ли он доволен своей жизнью, но можем полагать, что да, ибо уныние для христианина – грех. Он был строителем и инженером, конструктором Русского Мира, захватчиком мыслительных пространств. Он был русским, и этим можно закончить.
ΑΩ
ПРИМЕЧАНИЯ. Статья была написана внезапно, по заказу журнала «Свой» и в редакционной правке вышла в апрельском номере за 2015 г. (http://issuu.com/svoi/docs/svoi_15-04-lite?fb_action_ids=1565417060399700&fb_action_types=og.shares&fb_source=other_multiline&action_object_map=[936608196369916]&action_type_map=[%22og.shares%22]&action_ref_map). Перед вами оригинальная версия. Обыкновенно я не выставляю на всеобщее обозрение тексты, не посвященные опере/балету/картинкам, но тут случай особый: из публикации видно, какие проблемы меня волновали в момент написания и насколько они важнее частной судьбы даже очень талантливого изобретателя.