Мадам, Вас соткали из пены!

Приз журнала «Балет» уехал в Новосибирск

Анна Жарова – прима-балерина
Новосибирского государственного академического театра оперы и балета,
обладательница приза «Душа танца» за 2010 год в номинации «Звезда балета».
© Фото Евгения Иванова

Именно так: «Вас соткали из пены и тончайших лучей самых дальних светил» – я написал об Анне Жаровой лет десять назад после того, как впервые увидел ее на сцене. Я только-только пришел работать в литчасть Новосибирской Оперы, Анна три года как была солисткой балета, а моя начальница Татьяна Григорьевна Гиневич убеждала меня всех девочек-солисток любить одинаково.

Я и любил. Всех и всем сердцем. Стараясь никого не выделять. Но – вот ведь странность! – Анна сразу заняла в этом сердце особое положение. Да и сейчас занимает, что скрывать.

Теперь я должен открыть маленькую и несколько хулиганскую тайну. Слова про пену я взял из стихотворения (и после – песни) Вадима Степанцова. Не то чтобы я прятал источник – никто не спрашивал в лоб. Ни раньше, ни сейчас. Немудрено: балетный зритель на концерты группы Степанцова «Бахыт-компот» не ходит. (Ну, за редким исключением.) Тогда как с Вадимом Юрьевичем мне в балете встречаться доводилось и я доподлинно знаю, что у него к танцу интерес есть.

…впрочем, я отвлекся. Вернусь к стихотворению. Прямо скажем, неприличному. Носящему заголовок «Не гаси об меня сигарету»…

Заявляю: даже после этого признания я снова готов выразить цитатой из него мое восхищение Анной Жаровой!

Неприличный текст Степанцова о неприличных отношениях и странностях любви ничуть не соответствовал нашим отношениям с балериной. Да и отношений никаких не было. Мы здоровались, встречаясь в лабиринтах Новосибирской Оперы, мы раскланивались, изредка обедая в одно время в недорогой закусочной напротив театра, через Красный проспект. В моем мире Анна Жарова существовала исключительно на сцене, и каждое ее появление там для меня, сидящего (или стоящего – бывало и такое) в зале, означало ожог. Вот оттого и появился в моей первой газетной публикации об Анне тайный вопль испепеляющей боли.

Прежде чем продолжить разговор о Жаровой, мне нужно пояснить важность замечания о том, что я порой стоял в зале, когда танцевала Анна.

С премьером Большого театра Иваном Васильевым в балете «Баядерка»

Новосибирская Опера огромна. Увидев это здание, побродив за кулисами едва ли не самой просторной сцены страны, Гастон Леру уничтожил бы свой роман о призраке. Не шучу – объемы и площади театра потрясают. А уж подвалы, переходы, лестницы в своей цельнокупной системе выбивают из головы всякую мысль о принципиальной познаваемости мира.

Так вот. Зал в то время, когда я переживал медовый месяц (продлившийся даже не год… да и завершившийся ли ныне?) моих отношений с театром, не пустовал во время балетов никогда. Однако найти место хотя бы наверху было возможно.

Я не знаю, правда ли это, я не знаю, всегда ли случалось так, но мне до сих пор видится, что во время спектаклей с Жаровой встать было практически негде.

Наверное, не всех спектаклей. Не стану вводить читателя в заблуждение: я и не видел Анну во всех ее ролях. Много их. Простите меня, если я перечислю?

В балете «Спящая красавица»

Итак:

— Одетта-Одиллия в «Лебедином озере» Иванова-Петипа;
— Мари и Фея Драже в «Щелкунчике» Вихарева (лучше всего так назвать хореографический синтез балетмейстера текстов Иванова и Вайнонена);
— Принцесса Аврора и Фея бриллиантов в «Спящей красавице» Петипа, отредактированного Сергеевым;
— Фригия в «Спартаке»;
— Жизель (без комментариев);
— Ширин в «Легенде о любви»;
— Гюльнара в «Корсаре» Петипа, скорректированного Гусевым;
— Солистка в миленьком балете «Sonata» на музыку Скарлатти в хореографии Кирилла Симонова;
— Солистка A в «Симфонии для матричных принтеров», поставленной в театре «петроградцем» Мирошниченко;
— Сванильда в «Коппелии»;
— Солистка в «Дорогах любви» на музыку Курта Вайля, Владимира Косма и Франсиса Пуленка (опять Мирошниченко);
— Китри в «Дон Кихоте»;
— Балерина в «Петрушке»;
— Пимпинелла в «Пульчинелле» Стравинского и хореографии К. Симонова;
— Солистка в мировой премьере «Русских сезонов» Десятникова в версии Аллы Сигаловой;
— Золушка в странном одноименном спектакле Симонова на музыку Сергея Прокофьева;
— Никия и Гамзатти в «Баядерке»;
— Солистка в «Серенаде» и «Па де де Чайковского» Джорджа Баланчина;
— Солистка в вызывающем любопытство балете Льянга на музыку Филиппа Гласса «Шепот в темноте»;
— Солистка в «Who cares?» Баланчина на музыку Гершвина;
— Солистка в «Бессмертие в любви» – еще одной работе Льянга и Гласса, но теперь сделанной едва ли не специально для мировой премьеры Жаровой.

Впечатляет.

Анна Жарова и премьер Большого театра Иван Васильев в балете «Дон Кихот»

Я, например, совершенно точно не видел Анну в «Золушке» Кирилла Симонова, но, полагаю, это к лучшему. Величина личности Жаровой несопоставима с размерами таланта Симонова. Без обид – никто насильно Кирилла с его «хореографиями» на сцену не тянет, юноша должен понимать, чем чревата публичность. Однако первый спектакль – славную неоклассическую одноактовку «Sonata» – Анна если и не спасла, то очень и очень облагородила. Моя статья, посвященная Жаровой в этом спектакле, затронула такие глубинные слои инстинктов в отношениях «мужское – женское», что немедленно была запрещена Татьяной Гиневич к печати. Как произведение, слишком откровенно показывающее воздействие балерины на мужчину. Отверзлась бездна. Я спасся, пожертвовав текстом. Он канул в безначальное – теперь и буквы не восстановишь!

Больше всего я ждал Анну в Фее Драже. Тогда «Щелкунчик» был моим любимым спектаклем, а в преимущественной хореографии Иванова, которую не сыщешь в Москве, остался любимым из «Щелкунчиков» до сих пор. Смотрел я его нередко, с Жаровой – почти всегда. Сидел чаще, чем стоял, врать не стану.

Но вот с «Лебединым» иначе. Не помню, чтобы удавалось посидеть, когда главную партию вела Анна. Даже стоять было неудобно: в партере (ярусы забиты!), возле одного из выходов, но именно такой притягательной была для Новосибирска Жарова, принятая в театр сразу солисткой. В том же 97-м, когда окончила Новосибирское хореографическое училище по классу заслуженной артистки России Т.К. Капустиной.

Через пять лет Анна сама стала Заслуженной, но этому предшествовало событие, поставившее балерину в ряд ведущих танцовщиц России, а значит и мира: за роль Сванильды Жарова получила премию «Золотая Маска» (2002).

Я до сих пор уверен, что Анна – лучшая Сванильда, а увидеть их позже мне довелось немало.

Потом было мое расставание с Новосибирском. На несколько лет я потерял Жарову из виду, встречая лишь изредка в Москве на спектаклях той же «Маски».

Так и пребывал бы я в уверенности, что наиболее подходящее сценическое имя для девушки – Сванильда, и с ним артистка войдет в учебники, не решись два года назад съездить в Новосибирск на «Жизель». Начало сезона, октябрь, кажется, его конец. Танцевала наша героиня. Я оказался не прав: не лучшая Сванильда, но лучшая Жизель – вот кто Анна Жарова!

Вполне ожидаемо проведя роль первого акта (ничуть не сомневался в качестве заранее), Анна вышла на второй даже не вилисой – выплыла клочками тумана над болотными огоньками. Ее тело вдруг стало терять свои границы. Совершенная красота балерины ничуть не лишалась конкретности, но место ее тела на сцене угадать было нелегко. Эстетический импульс был столь четко определен, что о координате говорить не приходилось. В терминах классической физики это не объяснишь.

Я видел происходящее в реальном времени превращение ординарно великолепной балерины в выдающуюся. Я горел снаружи, я горел внутри.

Анна Жарова в балете «Дон Кихот»

Позже, гораздо позже, в разговорах с Валерией Иосифовной Уральской мне удалось приблизиться к объяснению тайны Жаровой. Которое, в общем-то, настоящим объяснением не было. Как в физике: принцип неопределенности заявляется, растолковывается, но руками его не потрогаешь.

Анна… Есть балерины, говорит Уральская, которым уютно внутри канона, внутри того шаблона, что предлагает для танцовщицы формальный вид искусства по имени балет. Этот образец совершенен, он утвержден и освящен веками истории классического танца; та, которая совпадает с ним, сама становится совершенной. Но совпадения случаются редко. За рамки канона может выйти кто угодно, но для посредственности это обернется творческой инвалидностью, тогда как для таланта может стать способом того обретения индивидуальности, с которым единственно и возможно покорить вечность.

Подчинить себя требованиям балетного идеала и менять себя в соответствии с ним – трудно. Выйти за его границы – опасно.

Первый путь, говорит Валерия Иосифовна, для всех, второй – для избранных.

А кто бы сомневался, что Анна Жарова – из этих?

Я – никогда!

ПРИМЕЧАНИЯ. Статья была написана специально для журнала «Балет» (№ 2, 2011), представляющего обладателей «Души танца» за прошлый год. Воспроизводится в авторской редакции, поэтому с возможными ашипками и очепятками. Все фотографии сделаны Евгением Ивановым (Новосибирск), права на них, естественно, принадлежат ему же.