Русская евгеника. Сборник оригинальных работ русских ученых (хрестоматия) под общей ред. В.Б. Авдеева / Серия «Библиотека расовой мысли». – М.: Белые альвы, 2012 576 с. – ил. – 3000 экз.
Социум устроен просто. Правда, осознать это бывает страшно. Однако необходимо. Наверху всегда те, кто управляет людскими массами. Внизу те, кто и собой-то управлять не может. Между ними – череда переходных групп, выступающих то как ведущие, то как ведомые. Беда, если в этот естественный и разумный порядок врывается какой-нибудь умник и начинает проповедовать учение о равенстве и братстве. Или о кухарке, которую можно обучить управлять государством. Начинаются беды, ибо в перемешанном обществе социальный статус перестает соответствовать биологическому рангу. И человек, не способный укротить собственные инстинкты, оказывается во главе больших и малых коллективов. Особенностью такого руководителя часто является отношение к народу, как к «поголовью», а на такой взгляд имеют право лишь те, которые управляют по-настоящему. И частенько эти «вершители» сурово наказывают «исполнителей», если те начинают лезть не вовремя с революционными идеями.
Книга, изданная стараниями русского расолога Владимира Борисовича Авдеева, как раз о такой борьбе – борьбе тех, кто принимает решения, с теми, кому показалось, что пришло их время.
Рассуждающие о Нюренбергских расовых законах часто упускают из виду то, что немцы ни в коей мере не пионеры в деле разумного человеководства, даже не самые радикальные сторонники улучшения людской породы. Они даже ограничили себя в терминологии определением «расовая гигиена» для данного вопроса, тогда как действительные паладины улучшения людского стада – англичане – пользовались термином «евгеника». Да что там! Советская школа биологии даст сто очков вперед гитлеровской в деле улучшения человеческой породы.
Отметим сразу, что русская евгеника хотя и приобрела наибольшее развитие при коммунистах, началась задолго до революции. Одним из первых ученых, коснувшийся дела «усовершенствования человеческого рода», был Василий Маркович Флоринский, личность необычайно интересная, увлекающаяся, склонная к просветительству. Например, имя биолога Флоринского связано с основанием Томского Императорского университета, хотя его первым ректором был физик Николай Александрович Гезехус. Что же произошло, что всего лишь один инициаторов открытия университета в Сибири стал почетным гражданином Томска, а первый ректор данного учебного заведения – нет? На этот вопрос ответить нелегко, но определение, которое применил к Василию Марковичу Флоринскому Авдеев – «эпохообразующий ученый» – если не дает понять, то позволяет хотя бы почувствовать, что учение Флоринского было более революционно, чем консервативная физика Гезехуса. А мода на революцию сложилась в России задолго до 1917-го года.
Имеем: Флоринский, биолог, но гуманист, рассуждает о том, как улучшить качество человеческого стада, а заодно и поголовье русских. Его подходы вполне круты: планирование, воспитание. Правда, Флоринский, как кажется, был сторонником того, что воспитанные свойства наследуются. Иначе трудно объяснить его пассажи типа: «Приморские жители и жители степей приобретают вследствие постоянного упражнения способность дальнозоркости, которую потом передают потомству» (с. 76). Чему, впрочем, он сам сопротивляется прямо тут же и говорит об исключительной наследуемости качеств. Думается, Василий Маркович имел в виду большую конкурентоспособность некоторых особей, в том числе при производстве потомства. Иным объяснить трудно, тем более что дальнейшее развитие евгеники пошло исключительно по пути рассмотрения наследуемых признаков, даже не рассматривая дело воспитания как изначально безнадежное для целей улучшения деловых качеств народа.
Советская евгеника, как и любая иная, стояла на позициях улучшения породы двумя способами: стерилизацией малоценного биологического материала и стимулированием рождаемости в среде высокоранговых особей. Наивность, как и антигуманность, советских биологов не знала границ: кто позволил бы им определять положительную ценность индивида и способствовать плодовитости социальных конкурентов тех, кто пришел к власти в октябре 1917-го? Посему положительная программа должна была быть свернута. Так диктовала ленинская доктрина, мешающая рассмотреть национально-расовый вопрос русской революции и изложить его в терминах оккупации.
С другой стороны, против выбраковки материала серьезно выступали сами евгенисты. Аргументация была убийственно верной: то, что считается преступлением на данном этапе истории, может стать подвигом на другом. Предприимчивость, тяга к рискованным затеям, бесстрашие, некоторая житейская глупость и притупленный инстинкт самосохранения – суть качества, необходимые для улучшения популяционной конкурентоспособности.
Впрочем, главная беда советской евгеники заключалась не в том, что она рассматривала статистические законы и ансамбли отнюдь не равнородных частиц-человеков как механизм, способный улучшать свои свойства после модернизирующего ремонта, а в том, что она взяла на себя смелость вершить суд. Не по Сеньке шапка – и без биологов есть особи, решающие, кто к чему предназначен. Для себя они давно выработали евгенические правила поведения, игнорируя такие глупые понятия, как «любовь», а для поголовья оставили приятные предрассудки. Эти «вершители» достаточно умны для того, чтобы оставить протекание процессов в основе природным, достаточно безумны, чтобы иногда позволять экспериментировать творческим силам снизу, достаточно бесстрашны для того, чтобы умереть в результате неверно поставленного опыта. Что и случалось во всякого рода социальных революциях.
Одного они не могли позволить: принимать решения тем, кто на это не способен. А еще больше – вооружать их теорией. Поэтому русская евгеника была свернута, а ее акторы уничтожены в невероятно короткие сроки. Пришедшая на смену революционной теории теория устойчивого развития предполагала опору на скрытую сословность. Утопии Олдоса Хаксли и Евгения Замятина можно читать как иллюстрации к курсу евгеники. Но воплощать их не спешили.
Практическая польза от разгрома русской евгеники очевидна: мы не потеряли агрессивности. Вред, правда, ощущается не менее: похороны науки об улучшении породы человека позволили перейти к скрытому геноциду лучших. Которых худшие во власти умеют чувствовать кожей.
На все это сверху взирают умные и порой отбирают у детей опасные игрушки. Жертвы бывают с обеих сторон.
Владимир Борисович Авдеев
глазами неизвестного мне художника
■
ПРИМЕЧАНИЯ. Данная статья была подготовлена для «Литературной газеты» и сдана в печать в начале декабря 2012 года. Принята. Однако, пролежав в «портфеле редакции» до середины февраля, она уже не смогла быть там опубликована, т.к. автор после конфликта с главредом «ЛГ» Поляковым оказался не только вне состава редакции, но и в персональном «черном списке» главного редактора.